Петр Алексеевич Колосов родился в 1946 году в учительской семье коренных москвичей.

Его отец был разносторонне одаренным человеком: профессиональным математиком и живописцем, музыкантом-любителем. Он получил классическое, а затем университетское образование; знал латынь, греческий и немецкий, самостоятельно изучил французский. В силу рождения своего в 1892 году ему суждено было лично участвовать во всех трагических событиях ХХ века: в Первой мировой войне, на которой он служил артиллеристским офицером в армии генерала Брусилова, в гражданской войне, и в Великой отечественной. Он пережил разграбление и сожжение родового имения. Вернувшись с гражданской войны в Москву, он вынужден был некоторое время скрываться как царский офицер. Оставшиеся в живых товарищи не выдали его. Нужда заставила Алексея заниматься всем: он преподавал в Бауманском училище и на артиллеристских курсах, работал на Дулевском фарфоровом заводе и даже расписывал сервиз, подаренный рабочими Ленину; был членом художественного общества "Бытие" и музыкальных кружков. Алексей был знаком со многими деятелями культуры начала века: с пианистом Игумновым, с художниками - Куприным, Осьмеркиным, Юоном, Пастернаком. Священник Иоанн Кедров, построивший храм Воскресения Христова в Сокольниках, был давнишним другом дома.

Мать Петра Алексеевича происходила из польской среды (отец ее был офицером, а дед - генералом царской армии), и была моложе отца на 23 года. Она преподавала химию в школе, хорошо играла на рояле и фисгармонии, которые всегда стояли в доме, где родился Петя. По воскресениям обычно собирались гости - друзья отца еще по дореволюционным временам, устраивались концерты и даже ставились спектакли.

Такова была атмосфера, в которой рос наш автор. "Счастливое сталинское детство" почти не коснулось его: за ним ходила няня. Она втайне от родителей и окрестила мальчика; она же прочла ему первые молитвы и, ставя его на стул перед старинным кивотом, научила складывать пальцы для крестного знамения. Когда Петя пошел в первый класс, стекло кивота заклеили листом зеленой настольной бумаги из опасения неминуемых школьных товарищей и их родителей.

Отец Петра не был ни сентиментален, ни чересчур религиозен, как и большинство интеллигентов начала века, хотя любил порассуждать о Христе по мотивам Достоевского, Толстого или Чехова. По утрам, еще в постели, отец часто читал вслух книгу Бытия и не замечал, как сын, неожиданно для самого себя каждый раз плакал, слушая простые и величественные слова Священного Писания. Они оба не ведали, что чтения те были промыслительными.

Няня несколько раз приводила Петю к причастию, но только до школы, потом было опасно. Школьные годы совпали с периодом хрущевской оттепели и новых жесточайших гонений на Церковь. До 14 лет мальчик не ходил в храм. Он был занят собой, своей юностью, проходившей в общении с друзьями, пионерских сборах, рисовании стенгазет к красным дням календаря, в первых любовных переживаниях, полетах космонавтов...

В 14 лет Петра приняли в комсомол. Это событие запомнилось ему тем, что они с другом, изнемогши в длинной очереди на собеседование, сбежали в Кремль и впервые вступили в таинственный полумрак Успенского собора. Кремль в то время был недавно открыт для абсолютно свободного доступа.

Тогда же Петр впервые самостоятельно прочитал Евангелие. Оно показалось ему скучноватым. Достоевский захватывал много больше. Он не стеснялся упоминать любимого автора в школьных сочинениях, декларировать знание его произведений, включая даже "Дневник писателя". За это непозволительное увлечение его прорабатывали на уроках литературы, поскольку сей писатель считался как бы не существовавшим. Когда же Петр подал в качестве сочинения по Толстому некое "эссе" под заглавием "Истина и христианство", то возмущению учительницы не было предела. Впрочем, скандала раздувать она не стала отчасти из чувства самосохранения, отчасти, жалея старую учительскую семью, могущую пострадать из-за юного глупца. Эссе в результате благополучно пропало.

В 15 лет юноша, читая Тиля Уленшпигеля, наткнулся на латинские слова молитв Pater noster, Ave Maria... Его обожгло неожиданное ощущение подлинности и возвращения. Он вспомнил, как двоюродный дядя рассказывал ему о костеле, о Рождественском алтаре в цветах: Тайком от родителей Петр отыскал костел Святого Людовика в московских переулках. Звуки латыни и польского в сопровождении органа и виолончели показались ему такими родными, что он легко выучил наизусть латинский текст Мессы всего за несколько дней.

Одновременно Петр познакомился с отцом Владимиром из храма Ильи Обыденного, что рядом с бассейном "Москва". И в католическом костеле, и в православном храме он чувствовал себя одинаково хорошо. Ни мысли о разделенности церквей, ни ощущений такого рода у него не возникало. То было святое и блаженное время общих гонений, из которого Петр вынес глубокое убеждение в том, что Церковь и должна быть бедна, гонима, стойка и добра, ибо это ее нормальное состояние.

Приблизительно в эти годы Петр увлекся философией и особенно ее богословским аспектом. Он читал много доступной и недоступной литературы, пользуясь интеллигентскими связями отца и богатой домашней библиотекой, к счастью сохраненной в смутные времена. Он штудировал Гегеля и Бердяева, Ницше и Шопенгауэра, Рамакришну и Вивекананду, Николая Морозова и других. В старших классах он был единственным учеником, всерьез изучавшим труды Маркса и Ленина, чем искренне удивлял учителей. Петр постоянно размышлял, строил свои "философские системы", писал, отыскивая у всех авторов их отношение ко Христу. Он давал читать свои сочинения отцу Владимиру. Пожилой седовласый священник любил пройтись с молодым человеком по Метростроевской после окончания воскресной литургии. Во время этих прогулок он пытался ввести в православные берега польскую горячность юного "богослова"... В толпе 60-х они представляли довольно живописную пару!

После смерти отца Владимира Петр окончательно перешел в католичество. Родители были сильно смущены этим его шагом: они боялись, что сын свяжется в костеле с "иностранными шпионами" и испортит себе жизнь. Особенно негодовала бабушка (по линии матери), левая эсерка и убежденная безбожница, она рассказала Петру, как в детстве, когда сестры ее уходили в гимназию, стегала веником икону Святителя Николая, приговаривая: "Вот тебе! Вот тебе!"

В те времена молитвенников в костеле не было, и Петр переписал латинскую Мессу от руки готическим шрифтом, снабдив каждую страницу соответствующим рисунком. Все это помещалось в специально купленной телефонной книжечке. Когда он принес ее настоятелю костела, тот, благословив Петра, растроганно поцеловал необычный молитвенник...

В костеле Петр погрузился в богословие апостола Павла, которое, впрочем, как и Евангелие, теперь не казались ему скучными. Наоборот, тихие мессы, польский акцент в проповедях, католические процессии с девушками в белых платьях, алтари, утопающие по праздникам в цветах, рождественские колядки польских старушек, наконец, ясность и строгость римско-католической мысли - все вызывало у Петра восторг. "Вот это - Церковь!" - часто восклицал он. Именно в костеле он до конца понял логику и смысл Литургии, которых не осознавал, будучи в православной церкви.

В 1964 году Петр поступил на географический факультет МГУ, что позволило ему, работая в экспедициях, соприкоснуться с миром ислама в Чечне, Дагестане, Киргизии и Узбекистане. Он всерьез познакомился с Кораном и одно время так увлекся им, что носил его с собой повсюду. И в Ташкенте, и в Ферганской долине, и в горах Киргизии, и тем более в Чечне это неоднократно его выручало. У него появилось много друзей среди мусульман, которые приняли его как своего и даже предлагали остаться жить в Узбекистане, хотя он никогда не скрывал своей веры. Петр поражался их верности и внутреннему благородству. Глубокое уважение к исламу он сохранил на всю жизнь.

Три вещи любил Петр больше всего: колокольный звон, богословие и орган. Три заветные мечты были у него с юности: звонить, писать о Христе, играть на органе.

Еще учась в школе, он устроил дома из разных звучащих предметов звонницу и звонил, не обращая внимания на насмешки соседей по квартире. Рояль долгое время заменял ему орган. Фисгармония пришла в негодность, не перенеся холода и сырости во время войны, и хотя Петру посчастливилось слышать ее звуки, но уже к концу пятидесятых из нее сделали книжные полки. Об игре на органе в костеле он не смел и думать. В колокола тогда звонили мало и только в нескольких храмах Москвы. Особенно Петр любил слушать звон в Новодевичьем монастыре. Звонить же самому казалось совершенно несбыточным делом. Оставались книги, бумага, карандаш и друзья.

И все же Господь вознаградил Петра за постоянство.

Горбачевская перестройка... открыла ему доступ к органу! Несколько лет Петр был одним из органистов костела Святого Людовика. Он написал две мессы: мажорную и минорную для прихода Божией Матери Фатимской, и они исполнялись каждое воскресение. В 1991 году Петр побывал в паломничестве к месту явления Богородицы трем португальским детям в Фатиме. Это было первое в истории паломничество в Фатиму русских католиков. Делегацию возглавлял недавно назначенный Святым престолом архиепископ Тадеуш Кондрусевич. Ранее в том же году Петр участвовал в организации молодежного паломничества в Ченстохову на встречу с Папой Иоанном-Павлом II.

Богу угодно было осуществить и первую мечту Петра: он служит сейчас звонарем в одном из московских храмов.

Петром Алексеевичем написано множество литературно-философских и богословских сочинений разных жанров - от восторженных эссе до строгих логико-математических выкладок, иллюстрированных схемами.

Помещая сочинения П.А.Колосова на нашу страницу, мы осуществляем его давнюю мечту: быть услышанным в своих религиозных исканиях. Надеемся, что в этом мы не противоречим воле Божией.